Прощай — прости - Страница 21

«Пожалуйста, пусть Джо сегодня окажется здесь!» — взмолилась про себя Эшлин. Они всегда на пару задерживались допоздна на журналистских вечеринках. Эшлин была признательна своей более открытой подруге за то, что та вводила ее в изменчивый мир корифеев массмедиа. «Я ведь никого там не знала», — размышляла Эшлин, вспоминая, как они оставались с Джо, когда Майкл скрывался в неизвестном направлении.

— Идем, познакомишься с Лоррейн, — говорила Джо. — Она книжный обозреватель в «Таймс», вам будет о чем поговорить.

И Эшлин сразу чувствовала себя так, будто им и в самом деле есть о чем говорить. Джо никогда не заставляла ее казаться себе бесцветной и неинтересной. В отличие от Майкла.

Когда Эшлин была с Джо, она чувствовала себя как в прежние времена, как девчонка, попавшая на рождественскую вечеринку экономического колледжа, да что там — как блондинка из «Аббы»! А Джо была рыжей, вся блестела и сверкала. И кого волновало, что их платья были совсем не модными?!

«Боже, неужели я и впрямь вытворяла такое? Что о нас могли подумать?» После полбутылки «Малибу», выпитой в туалете, им было плевать, что о них могли подумать. На следующее утро Эш не могла даже смотреть на пустую бутылку Вскоре Джо выяснила, что водка не дает такого ужасного похмелья, а джин и вовсе был хорош.

«Надеюсь, эта вечеринка не из тех, где, кроме вина, и выпить нечего», — думала Эшлин. Сегодня ей более чем когда-либо не помешали бы легкий звон в ушах и приятная раскрепощенность, которая помогает преодолеть чувство неловкости. Майкл, вероятно, наградил бы ее этим своим укоряющим взглядом, если бы увидел, что она пьет. Когда-то он был сам не прочь пропустить пару стаканчиков пива, пока смотрел телевизор, но в последнее время стал относиться к выпивке резко отрицательно, часто похлопывая себя по животу, который сделался плоским и подтянутым, когда он отказался от воскресного «Будвайзера». «Для подружки старается», — с горечью подумала она сейчас.

— Дома я больше не пью пиво, — сообщил он в январе, увидев, как она, разобрав покупки, прячет дюжину банок в холодильник. — Нездоровая привычка. Бокальчик красного вина — куда лучше и приятнее. Это то, что ежедневно пьют итальянцы, и полюбуйся, какой у них здоровый цвет лица.

Он пристально посмотрел на нее, когда она виновато вынула из сумки с покупками ведерко мороженого со вкусом «Бейлис». Десять миллионов калорий, как минимум.

— Приятель говорит, ученые рекомендуют пару стаканов красного вина в день и средиземноморскую диету, — продолжал он. — Обязательно поручу кому-нибудь из стажеров написать заметку об этом.

Похоже, этот «приятель» был той роковой женщиной, которую он водил в «Каприз». Эта сука предпочитала ценителей вина поклонникам пива. Очень похоже. Возможно, она из тех, кто изящно выпивает пару глотков вина, прежде чем во всеуслышание объявить, что до конца ночи пьет только минералку. «Не то что я», — заключила Эшлин. После пяти джинов с тоником, с заплетающимися ногами и языком, она заканчивала тем, что начинала по-идиотски хихикать и дурачиться. Разумеется, развернутая диатриба Майкла в такси по дороге домой была неотъемлемой частью праздника.

— Как ты могла такое рассказывать?! — гремел он в тот вечер, когда Эшлин поведала жене генерального директора историю об установке ее первого противозачаточного колпачка. — Господи Иисусе! Ты больше не поедешь со мной, если собираешься продолжать в том же духе. Представляешь, что они теперь подумают!

Бесполезно было ему объяснять, что жене директора история пришлась по вкусу и что она расхохоталась, как только шокированный Майкл оказался вне пределов слышимости. Совершенно бесполезно.

Да кто он, черт подери, такой, чтобы отчитывать ее за выпивку на вечеринках! Трахается на стороне, как будто брачные обязательства стоят не больше, чем бумага, на которой их пишут. Он не имеет никакого права указывать ей, что делать и чего не делать! Она будет пить то, что захочет. И сколько захочет. Особенно сегодня.

Возможно, на вечеринках она и в самом деле пила больше, чем следовало. Что с того? Это его вина, если Эшлин было неловко в компании его друзей. Он никогда не подпускал ее к своим коллегам, заставляя чувствовать себя глупой, в отличие от жены какого-то редактора, которая, ни много ни мало, преподавала физику.

И вообще, в искусстве унижения Майкл превзошел себя. Он нашел другую: что могло быть более унизительным? Чтоб ему пусто было! Она наберется как следует и при этом глазом не моргнет, если Майкл заметит.

Пора идти. Взглянув в зеркало заднего вида, Эшлин проинспектировала макияж и обнаружила пятнышко туши под глазом. «Нежную кожу век не следует тереть грубо», — твердили бесконечные статьи в женских журналах.

Когда ей стукнуло тридцать, она решила тщательно ухаживать за кожей. Но быстро сдалась: косметологическая рутина оказалась ей не под силу. Вскоре она вернулась к простому мылу и лосьону с ланолином, когда вспоминала о нем.

Любил бы ее Майкл по-прежнему, если бы она ухаживала за собой, часами занимаясь косметическими процедурами? Вряд ли. Если ему нужна была карьеристка с яркой внешностью, чтобы хвастать перед друзьями, только чудо удержало бы его с женой-серой мышью так долго. Она вытерла осыпавшуюся тушь, заодно размазав тональный крем, который был призван отвлечь внимание от покрасневших глаз.

«Вот черт, — бормотала она, роясь в косметичке в поисках миниатюрного тюбика с корректором, скрывающим мелкие погрешности макияжа, — Штукатурка — вот что мне нужно».